 Меня пригласили на конференцию на экономическом факультете МГУ, в рамках ломоносовских торжеств.
Разговор пойдёт об интеллекте – интеллектуальной экономике, интеллекте, как факторе развития, экономике
знаний и т.п. Эта тема мне очень близка. Вот о чём я скажу на этом чрезвычайно интеллектуальном собрании.
Невежество и мракобесие – мотор современного развития
Профессор Катасонов рассказал в ЛГ. Он любит задавать студентам такой вопрос: «Что является главным ресурсом
современной экономики?» Ответы разные: нефть, деньги, знания. И всё мимо. «Главный ресурс современной экономики,
– торжественно возглашает профессор, – это дурак. Ему можно впарить всё». Смех в зале. Забавно, правда?
А на самом деле это не шутка, а, как говаривал Остап Бендер, «медицинский факт». Мотором современного развития
являются невежество и мракобесие.
Остановим её и расспросим: Как дошла ты до жизни такой?
Человечество достигло максимума своей научно-технической мощи в 60-е годы ХХ века. После этого ничего
радикального в науке и технике не произошло. Движущей силой этого развития была ракетно-ядерная гонка. Символом
и апофеозом научно-технической мощи был выход человека в Космос. В это время научная профессия была самой модной и престижной, бородатые физики были героями книг и
фильмов, их любили девушки, им подражали «юноши, обдумывающие житьё». Я помню, насколько был моден Космос
в моё детство – в 60-е годы. Мы знали на память всех космонавтов, я, помнится, выпускала стенгазету с заголовком,
которым очень гордилась: «Новая веха космической эры – радиограмма с далёкой Венеры».
Был огромный спрос на инженеров-физиков, математиков. Именно физик был в те времена современной версией
«добро молодца». Каждая эпоха порождает свою версию героя нашего времени – так вот тогда это был учёный-физик.
Лучшие, умнейшие поступали матшколы, а потом в какой-нибудь МИФИ или МФТИ. Очевидно: чтобы один стал
мировым чемпионом, тысячи должны начать играть в футбол в дворовой команде. Точно так и чтобы один совершил
мировое открытие, мириады должны выйти на старт: прилично учить физику-математику, морщить лоб над задачкой
из журнала «Квант», стремиться к победе в районной олимпиаде. И все эти занятия должны быть модными, уважаемыми,
престижными. Так тогда и было. Быть умным считалось модно. В моё детство был альманах «Хочу всё знать!»
– там писали по большей части о науке и технике. И дети в самом деле хотели это знать.
Уже в 70-е годы словно закончилось горючее в ракете, и она вышла на баллистическую орбиту. Всё шло вроде
по-прежнему, но шло по инерции, душа мира ушла из этой сферы жизни. Напряжение ракетно-ядерной гонки начало
сходить на нет. Постепенно ядерные сверхдержавы перестали взаправду бояться друг друга и ожидать друг от друга
ядерного удара. Страх стал скорее ритуальным: советской угрозой пугали избирателей и конгрессменов в Америке, а
«происками империализма» – в СССР. То есть гонка вооружений продолжалась: большое дело вообще обладает
колоссальной инерцией, просто так его не остановишь: вон у нас советская жизнь до сих пор не до конца развалилась.
(Я имею в виду и техническую инфраструктуру, и броделевские «структуры повседневности»).
Гонка вооружений продолжалась, но такого, чтоб министр обороны США выбросился из окна с криком: «Русские
идут!» – такого уже быть не могло. Гонка вооружений со временем утратила свою пассионарность, стала делом не
боевым, а всё больше бюрократическим. Научно-технические требования правительств к своим научным сообществам
понижались. Политическое руководство уже не говорило учёным, как тов. Берия тов. Королёву, сидя в укрытии на
атомном полигоне: «Если эта штука не взорвётся, я тебе голову оторву!». Соответственно и научная профессия, оставаясь
по-прежнему престижной, всё более и более становилась просто одной из профессий, не более того.
Из анналов истории нашей семьи. Отец и дядя моего мужа на рубеже в начале 50-х годов поступили в институты:
мой свёкор в Бауманский, а его брат – в МГИМО. Так вот тот, кто поступил в Бауманский, считался в своём окружении
более удачливым и, так сказать, крутым, чем тот, кто поступил в МГИМО. Уже в моё время, в 70-х годах, шкала престижа
изменилась на обратную. Проявлением этого нового духа оказалась знаменитая Разрядка напряжённости, под знаком
которой прошли 70-е годы. Всерьёз в военную угрозу никто не верил, не строил бункеры в огороде, не запасался
противогазами. Тогда восторженные певцы Разрядки говорили, что это – истинное окончание 2-й мировой войны,
истинный переход к миру. Вполне возможно, в духовном, психологическом смысле именно так и было.
Соответственно и мода на науку, на естественно-техническое знание, на научный образ мышления – постепенно
сходила на нет. Наука ведь не способна развиваться на собственной основе, из себя. Задачи ей всегда ставятся извне.
В подавляющем большинстве случаев это задачи совершенствования военной техники. Из себя научное сообщество
способно породить только то, что называется «удовлетворением собственного любопытства за казённый счёт». В 60-70-е
годы научный способ мышления (т.е. вера в познаваемость мира, в эксперимент и логическую его интерпретацию) всё
больше уступала месту разного рода эзотерическим знаниям, мистике, восточным учениям. Рационализм и свойственный
науке позитивизм стал активно расшатываться.
В Советском Союзе это официально не дозволялось, что только подогревало интерес. Великий бытописатель
советского общества Юрий Трифонов запечатлел этот переход в своих «городских» повестях. Инженеры, научные
работники – герои его повестей – вдруг дружно впадают в мистику, эзотерику, организуют спиритические сеансы. На
Западе в это же время распространилась мода на буддизм, йогу и т.п. учения, далёкие от рационализма и научного подхода к действительности. Это было одной из предпосылок
того, что произошло дальше. Были и другие мощные предпосылки.
Жить стало лучше, жить стало веселей
Примерно в 60-е годы прогрессивное человечество настигла своеобразная напасть. Примерно в 60-70-е годы в
ведущих капиталистических странах случилось то, чего оно, человечество, не знало с момента изгнания из рая. То, что
об этом никто не трубил и не трубит, лишний раз подтверждает неоспоримое: и в своей маленькой жизни, и в общей
жизни человечества люди отслеживают пустяки, а большое и главное – даже не замечают. Так что же такое
случилось?
Случилось страшное. Базовые бытовые потребности подавляющего большинства обывателей оказались
удовлетворёнными.
Что значит: базовые? Это значит: естественные и разумные. Потребности в достаточной
и здоровой пище, в нормальной и даже не лишённой определённой красоты одежде по сезону, в достаточно просторном
и гигиеничном жилье. У семьи завелись автомобили, бытовая техника. Ещё в 50-е и в 60-е годы это было американской
мечтой – мечтой в смысле доступным далеко не всем. В Англии 50-х годов даже родилось такое слово subtopia
– склеенное из двух слов «suburb» (пригород) и «utopia»: мечта о собственном домике в пригороде,
оснащённым всеми современными удобствами.
Пару лет назад назад блогер Divov разместил в своём журнале интересный материал на эту тему. Это перевод
фрагмента воспоминаний о жизни в Англии, в провинциальном шахтёрском городке рубежа 50-х и 60-х годов.
Так вот там на весь городок была одна (!!!) ванная, «удобства» у всех жителей были на дворе, содержимое
ночных горшков к утру покрывалось льдом, мама стирала в корыте, фрукты покупались только когда кто-то заболевал,
а цветы – когда умирал.
Так вот достаточный житейский комфорт и обеспеченность стали доступны примерно двум третям населения в
конце 60-х начале 70-х годов. С напряжением, с изворотами, но – доступны. Речь, разумеется, идёт о «золотом
миллиарде»...
|
