 Оргоружие: глобально-управленческий аспект
В предыдущей статье («Большая война XX в.: поджигатели и заговорщики) речь шла о механизме
возникновения Первой мировой войны, как управленческо-кризисном выходе из кризиса системы мирового
управления, характерном для предыдущей эпохи.
В ХХ в. войны и революции стали важнейшими стратегиями мирового управления, иногда – сдвоенными,
иногда – взаимозаменяемыми. Так, ко Второй мировой войне мир покатился с 1929 г., когда тем, кого Б.
Дизраели ещё в ХIХ в. назвал «хозяевами
истории», стало ясно, что проект «мировая революция», на роль субъекта которой пытались
вытолкнуть СССР, не сработает, и ставка была сделана на проект «мировая война» по уже опробованной
схеме натравливания Германии на Россию.
Но прежде, чем говорить о мировом управлении в 1930-е, первой половине 1940-х годов, необходимо
затронуть вопрос о мировом управлении вообще, как о форме (фазе) наднационального управления.
Без этого мы не поймём ни механизма возникновения обеих мировых войн, ни их запрограммированности
[Автор совершенно правильно говорит о неслучайности процессов, происходящих в мире. Но он почему-то
умалчивает о самом главном – о причине, порождающей эти процессы, и умело маскирует эту причину
всевозможными «умными» словами, вызывающими повышенную сонливость. Между тем, всё очень просто.
Как впервые разъяснил в своих работах академик Николай
Левашов, наша планета несколько тысяч лет назад была захвачена т.н. Тёмными Силами, которые представляют
собой разумных существ из других звёздных систем, живущих паразитической жизнью. Николай Левашов
назвал их «социальными паразитами». В процессе длительных (более 100 тыс. лет) усилий социальным
паразитам удалось захватить нашу планету, и с помощью своих помощников («избранного народа») установить
здесь паразитическую цивилизацию. Вот, откуда растут ноги у всего, о чём рассказывает уважаемый автор.
– Д.Б] (уже нашлись «умники», договорившиеся до случайности этих войн и даже вынесшие слово
«случайная» в название своих книжонок), ни сути мюнхенского сговора, в частности.
Как говорил В.И. Ленин, «кто берётся за частные вопросы без предварительного решения общих,
тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя «натыкаться» на эти общие вопросы...»
Обычно, когда речь заходит о мировом/глобальном управлении, почти всё сводится к злобе дня, к
текущему моменту, тогда как нынешний этап развития глобального управления, а точнее, его кризис, трудно
понять вне исторического процесса, как определённый этап в развитии наднационального управления
социальными процессами.
Ясно, что сегодня РФ скорее объект, чем субъект глобального управления, что закрепляется её ролью в
международном разделении труда. Нередко осмысление этого «объектного» (или «полусубъектного»)
состояния оформляется в виде выводов о случайности нынешнего расклада, о глобальном управлении,
как простом заговоре неких сил.
На самом деле наднациональное управление обусловлено природой и логикой развития капитализма и
сопротивления ему: не надо, в частности, забывать, что Советский Союз был субъектом мирового управления,
как в коминтерновскую эпоху, так и в послевоенную (т.е. до конца 1980-х годов).
Ну и, разумеется, надо помнить, что без структур наднационального (с 1870-х годов – мирового, с 1980-х –
глобального) управления капитализм не смог бы воспроизвести себя, как система.
Наднациональное управление – не блажь, не роскошь, не выверт истории, а средство снятия
одного из важнейших противоречий капитализма.
Экономически капитализм – цельно-мировая система рынка, тогда как политически это не целостность, а
совокупность, сумма государств. Отсюда тройное противоречие – между капиталом и государством, целым
и суммой, мировым и национально-государственным уровнями.
У крупной буржуазии, в какой бы стране она ни жила (особенно, если это крупная страна), прежде всего
у её финансового сегмента, всегда есть интересы, выходящие за национальные рамки, за пределы
государственных границ – своих и чужих.
И реализовать эти интересы можно, только нарушая законы – своего государства или чужих, а чаще и своего,
и чужих одновременно. Причём речь идёт не о разовом нарушении, а о постоянном и систематическом, которое,
следовательно, должно быть как-то оформлено.
Одно дело, когда капиталу противостоит слабая или даже не очень слабая политика в Азии, не говоря уже
об Африке, – здесь достаточно силового варианта, «дипломатии канонерок». А как быть в мире равных или
относительно равных: Великобритания, Франция, Россия, Австрия, со второй половины XIX в. – Германия,
США? Это совсем другое дело.
Для решения проблем на этом уровне нужно уже не огнестрельное, а организационное оружие особого
типа, которое, решая задачи верхушки мирового капиталистического класса, снимало бы противоречия между
капиталом и государством, наднациональным экономическим и национальным политическим интересом и,
наконец, между мировой экономической целостностью и мировой государственно-политической суммарностью.
Структуры, в виде которых существует такое оргоружие, должны быть:
- наднациональными (надгосударственными);
- закрытыми («тайными»);
- долгосрочными по типу и принципу деятельности, поскольку, помимо прочего, выражают целостные и
долгосрочные интересы верхушки мирового капиталистического класса.
Именно такие закрытые структуры наднационального согласования и управления потребовались буржуазии
на рубеже XVII-XVIII вв. Однако готовых структур у буржуазии не было, и она использовала уже существовавшие,
наполнив их новым содержанием.
Речь идёт о масонских структурах, официальное развитие которых стартовало в 1717 г.
Одновременно с потребностью в наднациональном управлении и появлением первых его структур возникла
принципиальная возможность проектно-конструкторского подхода к исторической практике. И она тоже
является имманентной чертой капитализма.
Одним из главных метаисторических, организационных отличий капитализма от предшествующих ему систем
является то, что с определённого момента развития его история приобретает всё более проектируемый характер.
Возможности проектировать и направлять ход истории, конструируя её, зависят от нескольких факторов:
- наличия организации, которая может ставить и решать задачи подобного рода, т.е. обладающей
геоисторическим целеполаганием, способностью к стратегическому планированию в мировом масштабе, и
волей действовать на этой основе;
- адекватного объекта манипуляции, как средства решения задач проектно-конструкторской исторической
деятельности;
- наличия финансовой базы, обеспечивающей доступ к власти и собственности, и сохранение прочных
позиций в обеих этих сферах;
- контроля над информационными потоками при значительной роли последних в жизни общества или, как
минимум, его верхов;
- наличия структур рационального знания, анализирующих закономерности истории, массовые процессы
и поведение социальных групп в качестве объектов, и средств реализации проектно-конструкторской
деятельности.
Любым традиционным коллективом, укоренённым в «малой традиции», имеющим общие нормы, ценности,
предание, будь то община, клан, племя, каста и т.п. трудно манипулировать.
Другое дело – «одинокая толпа» (Д. Рисмэн) городов, особенно прединдустриальных и раннеиндустриальных,
ещё не превратившаяся в «трудящиеся классы» и только ещё превращающаяся в «опасные классы», столь
красочно описанные Эженом Сю; это адекватный объект для широкомасштабных исторических манипуляций.
Появляется этот объект, это «вещество» – массы – именно в середине XVIII в., чтобы взорваться, а
точнее, быть взорванным в «эпоху революций» (Э. Хобсбаум), в 1789-1848 гг.
Выход масс на авансцену истории предоставил огромные возможности широкомасштабным
манипуляторам. Именно масса, т.е. такой атомизированно-агрегированный человеческий материал,
который состоит из плохо связанных друг с другом индивидов, является адекватным объектом манипуляции.
В середине XVIII в. удивительным образом одновременно возникли и адекватный объект манипуляции – массы
(«вещество»), и мощнейшая финансовая база (деньги – «энергия»), и новые информпотоки («информация»).
Управление массой (массами) людей требует финансов и контроля над информпотоками – и то, и другое
требует организации. В середине XVIII в. начинается финансовый взрыв; если во второй половине XVII в.
«высокие финансы» снимают урожай «длинного XVI века», то в середине XVIII в. формируются основы
современной финансовой системы.
Разумеется, и в докапиталистическую эпоху, на заре капитализма в XV-XVI вв., банкиры могли оказывать
существенное воздействие на ход событий, однако их масштаб не идёт ни в какое сравнение с возможностями
капиталистической эпохи, когда объектом воздействия стали уже не отдельные события или их цепочки, а
ход истории...
|
