 После присоединения Крыма к России,
прошло сто дней. Ушла патриотическая эйфория, появились первые разочарования, начались трудовые будни.
Ключевой вопрос: сможет ли полуостров стать полигоном для апробации новых стандартов жизни и управления
страной?
В Севастополе локомотивом перемен стала команда бизнесмена Алексея Чалого – того самого человека в
свитере, который во время политического кризиса на Украине
взял местную власть в свои руки и передал её Москве. Корреспондент «РР» стал первым журналистом в мире,
которому удалось взять большое интервью у этого человека. И понять, ради чего он и его единомышленники жили
все эти двадцать лет и ради чего проживут следующие двадцать.
Национальная гордость
– Теперь я могу гордиться, что живу в России, – объявляет простой крымчанин Андрей.
– Вы что, – говорю, – правда гордитесь тем, что живете в России?
– А вы что, не гордитесь?
– В Москве как-то не принято.
– Ну и зря.
Во дворике Севастопольского городского гуманитарного университета иссохшие на солнце каштаны и розы
со срезанными цветками. Рядом сидит педагог и автор учебников по севастополеведению Екатерина Алтабаева.
– В девяносто пятом году я работала в школе. И история, которую детям преподают, у меня всегда вызывала
массу вопросов. В этой программе всё делалось, чтобы формировался образ России-врага. И тут пришёл Алексей
Михайлович Чалый, бизнесмен, горожанин, который подал идею, что нужно написать для деток историю
Севастополя. И мы начали писать учебники
один за другим. Начинались уроки севастополеведения как эксперимент в восьми школах, но процесс быстро
набрал силу, и сейчас у нас шестьдесят одна школа и четыре интерната. А учебников уже пять, каждый
посвящён разным периодам. Наверное, так и началось то, что некоторые называют третьей обороной
Севастополя. Первая была в Крымскую войну, вторая – в Великую Отечественную, а третья – когда мы
обороняли свою культуру, пока Крым был в составе Украины.
– Вы что, правда не гордитесь тем, что живёте в России? – уточняет крымчанин Андрей. – А чем вы тогда
вообще гордитесь?!
Тридцать пятая береговая
Игорь Шаповалов брюнет, а во всем остальном похож на повзрослевшего Шурика. Он руководит социальными
проектами бизнесмена Алексея Чалого, который с 1 по 14 апреля 2014 года был народным мэром Севастополя и за эти две недели изменил ход всей
крымской, а может, и мировой истории.
До того как мы все увидели этого человека рядом с Путиным, Чалый успел построить группу компаний «Таврида
Электрик», в которой сегодня работают три тысячи человек. Её филиалы расположены в 50 городах
России и 22 странах мира.
– Как-то мы с Алексеем Михайловичем говорили про чейндж-менеджмент, это управление переменами, –
рассказывает Шаповалов. – Самый характерный пример – как правильно сварить лягушку. Если сразу в кипяток
кинуть, она выскочит. А если посадить в холодную воду и постепенно подогревать, она расстанется с жизнью
незаметно. Вот они нас так варили, варили и где-то сварили. Серьёзное сопротивление было только в Севастополе.
– Какое?
– Помимо уроков севастополеведения, Алексей Михайлович придумал «Независимое телевидение
Севастополя». Чтобы оно было не провинциальным, а современным, профессиональным, на русском языке,
с русской культурой. Потом он поставил задачу создать мемориальный комплекс «Тридцать пятая береговая батарея»
– так, чтобы история там показывалась живой и интересной, а не пыльной и скучной. И ещё есть многосерийный
фильм «Севастопольские рассказы» – его как раз я помогал запускать.
Мы с Шаповаловым выходим на Графскую пристань, куда причаливали лодки с императорами, адмиралами и
президентами. Печёт курортное солнце, медленно проплывает катерок с яркой надписью: «Корабли и морские
прогулки».
– Даже в России Севастополь уже считали украинским
городом, – говорит Шаповалов. – Здесь у многих было ощущение, что нас предали, это висело в воздухе. И вот
мы решили снять фильм о Севастополе. Познавательный, но не как это обычно делают, а очень качественный,
интересный. И чтобы его показали по «Первому каналу» – это было главное условие. Приехала съёмочная группа,
и моя задача была вживить авторов фильма в историю города. Я их везде возил, рассказывал, чтобы они влюбились
в Севастополь. Это как памятник, только не гранитный, а медийный, не для улицы, а для информационного
пространства.
Игорь подходит к краю причала.
– И вот перед самой премьерой в две тысячи восьмом году мы организовали тут постановку. Прямо к этому
причалу прибыла Екатерина. Вокруг все одеты по моде XVIII века, войска, Потёмкин, всё такое. Пришли люди,
севастопольцы, с цветами. И кричали: «Императрица, забери нас обратно!» Они кричали это актрисе на полном
серьёзе. Люди готовы были хоть с памятником разговаривать – обратно проситься, лишь бы получилось.
Иди и умри!
– Возитесь, как девочки, – встречает своего оператора корреспондентка «Независимого телевидения Севастополя»
Елена Анисимова. И впрыгивает в машину, сверкнув белой босоножкой на высокой платформе. У Лены рыжие
волосы, двадцатилетняя попка в обтягивающих джинсах с золотыми молниями на карманах, но лицо старше.
– Это действительно была оборона. Нас пытались просто задушить. Всё русское задушить, понимаете?
Даже гимн Севастополя перевели на мову! И
«город русских моряков» заменили на «столиця українських морякiв»! А мы пытались бороться за сохранение
русского языка, культуры. Представьте, у нас в школах проводили уроки голодомора! Я помню, был скандал. Мы
поехали снимать этот урок. Значит, они хлеб положили, свечку зажгли. Достали такую большую черную страшную
книгу. Называется «Чорна книха». И стали зачитывать, как матери ели своих детей, и так далее. Я смотрю: у
школьников такие глаза! Девочки морщатся. Кому-то плохо реально. Когда мы это показали, скандал был страшный.
– Но голодомор, – говорю, – действительно был. Про блокаду Ленинграда детям в школе тоже ужасы рассказывают.
– Послушайте, тут разные вещи! То была блокада во время Великой Отечественной войны. А здесь общая беда
преподносилась, как геноцид украинского народа. Хотя в Поволжье голод был гораздо страшнее. Ну, пошёл! –
задорно кричит в окно Лена машинам, замешкавшимся в пробке. Раскрывает маленькое зеркальце и красит губы
ярко-оранжевой помадой.
«Независимое телевидение Севастополя» – единственный канал на Украине, который всегда вещал полностью на русском. Здесь даже речи президента переводили
на русский язык. С каналом постоянно судились, но всё равно никто ничего не мог сделать.
– Сейчас наши люди, ребята из Севастополя, на юго-востоке воюют, – говорит Лена. – Добровольцами туда
отправляются, я знакома с такими. А оттуда приезжают беженцы – шкафы-мужики, приходят в дом
правительства и говорят: дайте нам жильё, деньги, работу, но не эту, а другую. У меня возникает вопрос: почему
они не там? Почему не воюют против этих озверевших националистов? Я понимаю – женщины, дети, старики.
Но вот ты привёз семью в Крым, сдал на руки, и всё.
Теперь езжай обратно и воюй!
Русская правда
Пантеон памяти в мемориальном комплексе «Тридцать пятая береговая батарея». Внутри темно, в луче света
на полу восемь красных гвоздичек. Потом луч гаснет, и включается запись с криками чаек и грохотом боя. На
четырнадцатиметровом куполе одно за другим появляются изображения – лица погибших, бледные, вырезанные
из старых фотографий, похожие на отрубленные головы. Головы перемещаются, огибают друг друга, всплывают
и тают, их становится всё больше, и в конце концов им становится тесно. Кажется, что это души в плену у колдуньи:
сначала она забрала их жизни, но и после смерти не даёт свободы, держит у себя. Музыка стихает, луч света снова
падает на гвоздички. Посетители, охая, идут к выходу и обсуждают, как трудно было не заплакать. Комплекс очень
большой. Основная его часть представляет собой подземелье, где показывают реальные орудийные шахты, жилой
корпус, лазарет. Здесь умирали от голода, жажды и ранений люди, которых во время обороны просто забыли.
– Смотрите, – говорит экскурсовод, – леденящая душу фотография. Вот куча трупов.
Туристы подходят по очереди, смотрят, фотографируют.
– Когда мы создавали «Тридцать пятую батарею», никто не ставил целью военно-патриотическое воспитание, –
объясняет мне Игорь Шаповалов, который и этот проект помогал запускать. – Нужно было просто показать правду.
Правда сама по себе воспитывает.
– Правда у каждого своя.
– Ну как? Есть русская правда. Показываешь её русским людям – вот и воспитание. Ведь Севастополь этнически самый русский город в России!
Если посчитать, сколько здесь русских, то Москва отдыхает!
– В Севастополе на каждом углу памятник погибшим, – говорю. – Вы как на кладбище живёте.
– Понимаете, люди же ходят и воспитываются на всём этом с детства. Они играют возле памятника. Это потом
они понимают, почему он тут стоит, а пока просто играют. Вот как люди христианами становятся? Меня в
младенчестве крестили, это не был мой выбор. А надо ли его делать? Родители просто сказали: это твоё. И ты это
любишь.
– Выходит, у русских близкая к смерти культура.
– Севастополь – это вообще никакая не культура. Это нация. Нормальная русская нация. К которой не примешана
никакая политкорректность. Люди тут могут негров назвать неграми.
– А геев геями?
– Даже хуже. И ничего страшного. Мы их не обижаем. На Графской пристани есть табличка: «В память о
соотечественниках, вынужденных покинуть родину в ноябре 1920 года». Рядом хотели повесить табличку на
украинском, что здесь когда-то родился флот Украины. Севастопольцы не дали. Они снимали табличку и кидали
в море...
|
