Давно, с середины 80-х годов знакомы мне и сам Анатолий Тимофеевич Фоменко и его «Новая Хронология».

Потому, для меня эта «хронология» не новая, а очень старая.

Это было интересно, как анекдот, но правда уже более 20 лет назад. Теперь этот анекдот имеет длиннющую «бороду» и потому совсем не смешон.

Между прочим, вначале основные идеи этой «Новой-старой хронологии» были именно анекдотом. Он появился на 1 апреля в стенной газете на нашем Физическом факультете в МГУ.

Анатолий Тимофеевич был одним из наших преподавателей. Но был он нам интересен не как математик, а как оригинал, этакий «факультетский сумасшедший».

То, за что ему и в весьма молодом возрасте, дали доктора математических наук и затем, степень академика РАН, было для нас мало интересно.

Его открытия в математике даже у нас могли понять немногие, тем более, что к физике они не имели никакого приложения.

И, очевидно, что ранняя слава и перегрузки в юном возрасте, привели к необратимым изменениям в его личности, тем более, что гениальность часто сопровождается отклонениями в психике.

Да и погружение в абстрактные математические миры зачастую выводит человека за рамки живого восприятия мира.

Нечёткая по формам «тёплая» жизнь становится неинтересной, даже враждебной холодной логике.

Тогда же, в 80-х годах, он был нам интересен. И, прежде всего, как художник-график с очень необычной техникой.

По масштабу художественного таланта, явно подпитывающегося «безумством гения», он, на мой взгляд, сопоставим с Альбрехтом Дюрером.

Но Анатолий Фоменко, в отличие о Альбрехта Дюрера, — демонически холоден. Его картины — это мистико-математический ад.

Его художественные приёмы во многом предвосхитили достижения современной компьютерной графики.

А для того времени, для 80-х, с торжеством «соц-реализма» в искусстве, это было весьма необычно, впечатляюще.

И тогда лично я участвовал в организации первых его выставок в общежитии физфака, а потом и в Главном Здании МГУ.

Изложенная им первоапрельская шутка — идея об «отсутствии истории» — подкреплённая псевдоматематическими выкладками, вызвала тогда у нас немало веселья.

И мне казалось, что с юмором к ней относился и сам Анатолий Тимофеевич. Ему нравилась это, как игра.

Но, со временем, как выяснилось, он втянулся. Уже тогда эту теорию (в части критики Птолемеевского звёздного атласа) без труда разгромили астрономы.

Подтасовка данных, с точки зрения астрономии, была очевидной. Известно это было и А. Фоменко.

Его знание математики не позволяет подозревать то, что он это не понял, не проверил расчёты и т.п.

Нет, дело было в другом — ему это всё было безразлично...