Вначале я скажу, чего читатель не должен ожидать.

Как и во всей моей критике христианства, здесь отсутствует многое, что, хотя тоже принадлежит его истории, но не к истории преступлений христианства, которая обозначена заголовком.

То, что тоже к ней принадлежит, заполняет миллионы сочинений в библиотеках, архивах, книжных лавках, на чердаках пасторских домов, и каждый может их там читать, насколько хватит его жизни, его терпения, его веры.

Нет, меня не прельщает говорить и нечто о человечестве, как о «горючей массе» для Христа (Дирингер) или о «теплотворной способности» католицизма (фон Балтазар) – кроме фактов инквизиции.

Столь же мало меня влечёт славить добросердечие, которое «царило в католических странах... до недавнего времени», или «откровение правды с величайшей весёлостью характера», даже если католик Рост расположен причислять их к «сущности католицизма».

Я не могу также решиться отмечать «грегорианский хорал», «ландшафты с крестным ходом» или «деревенские церкви в готическом стиле», которые так любил Вальтер Диркс.

Ещё меньше меня манит к тому, чтобы отдавать почести annus ecclesiasticus – например, «Белому Воскресенью», несмотря на наполеоновское изречение, естественно высказанное незадолго перед смертью: «Самым прекрасным и счастливым моим днём был день Святого причастия» .

Или же я должен рассказывать, что четвёртый собор в Толедо (633) запретил пение «Аллилуйя» не только в Неделю плача, но и на время поста? Что он постановил, чтобы троичное славословие в конце псалма завершалось словами «Gloria et honor patri», а не просто «Gloria patri».

И о gloria et honor ecclesiae будет сказано мало: ничего, кроме предполагаемых или, как исключение, действительно позитивных последствиях христианства.

Я не отвечаю на вопрос: в каких отношениях хорошо христианство? – заглавие у книги уже есть.

Существуют тысячи, сотни тысяч людей, которые эту религию защищают, славят, есть книги, в которых чванятся – при всех «пятнах», «промахах», «слабостях», при всём «человеческом несовершенстве», – ах, столь почтенным, доблестным прошлым, «исполненным света шествием церкви сквозь времена» (Андерсен).

Этой церкви, какова она здесь, в нижеследующих цитатах и сверх того, и которая есть «единственная», воплотившая Христа и «святая», так как «её сущность – святость, её цель – приобщение к святости» (бенедиктинец фон Рудольф).

В то же время, все остальные, прежде всего, «еретики», – всегда пребывают в неправедности, безнравственны, преступны, тотально продажны, гибнут, уже погибли.

Или же, те, за которыми «прогрессивные», однако, всё ещё, с прибылью распределяющие свет и тени, церковные историки признают определённые заслуги и которые только-только приобщились к содействию вечному искупительному процессу и прогрессу.

Само собой разумеется, что, при этом, всё достойное сожаления (религиозная борьба, преследования, чума, война, голод) богоугодно; часто непостижимо, конечно, но правомерно, опять же, исполнено смысла и целительной силы, хотя и возможной расплаты тоже: «Месть за то, что католическая церковь, папство борется, вместо того чтобы стать признанными, как ведущий принцип» (Рост).

Разве не необходимо, при гигантском перевесе всё оглупляющего, вводящего в заблуждение, лживого прославления, показать, прочитать нечто противоположное? Что в особенности говорит в пользу этого?

Не является ли отрицательная история христианства, как раз, тем искомым, после которого все прокричат или должны прокричать слова похвалы? По крайней мере, всякий, кто хочет видеть и худую сторону, истинную сторону вещей?

Принцип «audiatur et altera pars» вряд ли требуется обвинению.

Тем не менее, апологеты появляются часто – согласен, большей частью коротко, саркастично; как вообще я здесь, в сотнях дискуссий, столь часто, сколь это возможно, настойчиво рекомендую их учение, вовсе не достойное рекомендации: в предположении, что его сравнят, по крайней мере, с некоторыми основательными напечатанными возражениями.

Читателя ожидает «Криминальная история христианства», а не просто история церкви (различение церкви и христианства – относительно молодо, в общем, известно лишь со времён Просвещения и обычно связывается с девальвацией церкви, как устаревшей посредницы в вере.)

Конечно, данная попытка во многом – церковная история, представление организационных форм церковности, отцов церкви, чисто церковных властных амбиций и насильственных действий, чисто церковной эксплуатации, чисто церковного обмана, чисто церковного надувательства.

Конечно, так называемые, большие христианские церкви будут рассмотрены обстоятельно, особенно папство, «искуснейшее из всех построек», которую Шиллер видел «достижимой лишь, благодаря беспрерывному отрицанию правды», которую Гёте обзывал «Вавилоном», «матерью столь великого обмана и заблуждения»...