По дороге обратно в Москву я дал себе твёрдое обещание никому ничего не рассказывать. И, чтобы выполнить обещание, то и дело мысленно повторял примерно такой диалог:

— Был?
— Был.
— Ну, как там?
— Нормально. Как везде. Дети есть дети.
— Ну, а всё остальное?
— Что остальное?
— Ну, говорят про них всякое. Пишут. Ужасы рассказывают.
— Ничего не знаю. Всё там нормально.

Но, не удержался. При первых же расспросах «ну, что там?» и «ну, как там?», закатил монолог часа на три, превращаясь в ребёнка-рассказчика, который сыплет направо и налево никому не понятными деталями. Рассказывал и сам удивлялся, сколько всего собралось, столкнулось, переменилось за неполных три дня.

Такая плотность жизни запоминается надолго. Одних улыбок и приветствий набралось на много лет вперёд. А красивая сопка за околицей. А вместившиеся в эти три дня проливной дождь, наводнение, оползни, прорванная труба, быстрые решения, умелые хлопцы!

И здесь же энергичным наслоением возникающий, словно из ниоткуда, танец: отброшенные в сторону туфли — и пошли по кругу общим ритмом. Где-то внутри особенное впечатление от впервые испытанного физического удовольствия рукопашного боя. Не помню, когда ещё я так чувствовал руку друга!

И, несмотря на дождь, всё в памяти необыкновенно солнечное. Так мне всё и запомнилось — солнечным. Наверное, поэтому, в конце концов, сквозь толщу туч пробилось настоящее солнце и с необыкновенной быстротой высушило свободно раскинувшиеся между горными хребтами окрестности.

Солнца оказалось так же много, как и всего остального: улыбок, знаний, приветствий, движения, красоты. Сколько хочешь! Кажется, в этом мире «сколько хочешь» можно сказать про всё. Видно, всё же, критики Щетинина правы: где-то здесь, в Текосе, есть проход в иную реальность!

И, словно в подтверждение особенности этих мест, природа недавно сотворила странность, выбросив на пляж огромный тысячетонный корабль. Со всех сторон мель: на берег можно пройти пешком прямо по дну. И ни одной пробоины! Флаг кипрский, а сам греческий. Или наоборот.

Знающие люди говорят — это навсегда. Владельцы не могут поверить, поэтому вот уже несколько месяцев неподвижный корабль продолжает находиться в плавании: команда на борту, работают механизмы, горят палубные огни.

Корабль-красавец — слишком большая ценность, чтобы поверить в его неподвижность. Прямо символ какой-то!

Но главная достопримечательность этих мест не огромный корабль, заслонивший черноморский пляж, а гораздо меньших размеров школа, уютно расположившаяся в глубине долины и нежно прикрытая сопками от всех ветров. Это и есть та самая, вызывающая споры, школа Щетинина.

Так как всё равно, в результате этой статьи, меня объявят щетининцем, то начну с вывода: здесь на пустом месте (в прямом смысле этого слова, ибо нынешняя школа Щетинина построена на пустыре) состоялась совершенно новая организация педагогики.

Я специально написал «новая организация педагогики», а не «новая педагогика», потому что, конечно, школа Щетинина возникла не на пустом месте и педагогика здесь самая что ни на есть классическая, основательная, подготовленная периодом бурного педагогического ренессанса, который посчастливилось пережить нашей стране в предшествующие тридцать лет.

Мечта и практика

Кто не мечтал об идеальной школе! Такой школе, чтобы ребёнку хотелось в ней быть, хотелось учиться и чтобы, при этом, он приобретал настоящие знания. Чтобы ему всё было в радость, но, при этом, он становился бы образованным, развитым, социально организованным.

На практике такую школу, чтобы и знания, и интересно, и по-доброму, и без ущемления достоинства детей, построить очень трудно. Таких школ — единицы во всей мировой практике.

Причём, опыт этих школ не удаётся осознать (или препарировать) настолько, чтобы воспроизвести вновь с другими учителями, в других стенах, с другими детьми.

Но, к концу прошлого или (мне так больше нравится) к началу этого века, уже сложилось большое количество примеров особого педагогического опыта, который, однако, никак не складывался в единую, целостную школьную организацию.

Словно у нас есть много различных ступеней, которые мы не умеем сложить в крепкую лестницу, способную поднять школу на новый этаж.

В школе Щетинина в Текосе мне приснилась такая школа. Я, наконец, поверил, что такая школа возможна. По сути, там, в Текосе, я впервые по-настоящему поверил в нашу педагогику, ощутив её потрясающую глубину, проницательность, действенность, целостность, повёрнутость к ребенку.